Мойша, 96 - 17 февраля 2008 22:02

Пафосная свадьба
Вот так наворотец. Дело было давнее, но хуле – было и было. Из жизни хуй выдрешь. Короче – был я однажды на пафосной свадьбе пачетным гостем. Причем на ахуенно пафосной свадьбе – с фраками, с оркестром со всякими пидармотами – развлекалами, и с отменной жрачкой и качественным бухлом. Закончилось это все конечно, предсказуемо, но бля, вся наша жизнь предсказуемо что пиздец – сдохнем, насрем в штаны и в гроб. «Все равно я стану каралем червей!» - как поецца в песенке одной.

Короче, работал я в митро дижурным по эскалатору, который сидит в кабинке и слидит чтобы всякие уебанцы не застряли и не пакалечили себе что-нибудь этим хитроумным механизмом. Работа непыльная – сидишь себе, падрачиваешь на самочек, да иногда че-нибудь спизднешь в микрафон. Типа, праходим слева, стоим справа, и бля, не садитесь жопой на эскалатор и ваще видите себя культурно. Да, и справок я ни хуя не выдаю. – тут не справочная ни хуя, тут атвецтвенный пост!

И вот как то раз, дижурил я в вичернюю смену, то есть с шисти вечира до часу ночи, посли этого как известно, эскалатор закрываецца на пирирыв. Сижу, балдею патихоньку – я как раз только только немнаго пакурил для усиления бдительности. И вдруг вижу – с самаго верха эскалатора спускаецца сытнейшая краля, в норковом пальто на практически голое тело. И спускаецца как то ни хуя не уверенно, как то блядь, пакачиваясь. Я в микрафон ей пригразил:
- Спускацца па эскалатору бегом, ни хуя не разришено!
А она как будто бы и не слышала маево грозного внушения. Тагда я пирсонально к ней обратился с замичанием:
- Я к тибе сука сраная абращаюсь! А ну, встань справа и не дергай жепой, а то миханизм папортишь!

А эта дурында, вмисто того чтобы паслушацца ище пуще притопила, и истественно, через нескольео ступенек наипнулась. И пакатилась размахивая ногами и норковым пальтом. Безусловно, эта дура бы сканчалась бы на месте от периломов, если бы я не проявил чудеса лофкости и отчаенного героизма. Я выключил эскалатор и бросился навстречу летящему телу, штобы не дать ей уебацца и тем самым вавлечь меня в ниприятности.

Дальше все было как в кино: она скатилась мне прямо в руки. Я не-падецки пернул и паставил ее на пол, секунду падержав в сваих объятиях.
- Ах, - она мне гаварит, - Вы мой спаситель!
- Да уж, бля. Что эта вы нарушаете режим?
- Ах, - это она мне апять, - я тараплюсь на встречу са сваим жинихом. А мая машина сламалась. И я ришила паехать впервые на митро. И заблудилась. И паэтаму тарапилась. А эта Ваша скальзящая лента, такая опасная, гараздо опаснее чем в аэропорту Шарль де Голль, ах, Вы бывали в Аэрапорту Шарль де Голль?
- Нет, я не бывал в аэрапарту ни в каком. Я самалетами летать баюсь. Но в слидующий рас, когда у вас сламаецца машина и Вы будите апаздывать на случку с ебарем, не бижите по эскалатору – это категорически не разрешено правилами. Панятна?
- Да, О мой спаситель, Вы такой самобытный мущщина, от Вас так пахнет мужеством, - это я , как вы помните пернул, - пазвольте мне пригласить Вас на маю свадьбу в качестве пачетного гостя!
- На свадьбу? Я с удовольствием, а можно с другом?
- С каким другом?
- С моим закадычным корешом, тоже очень самабытным и мужиственным чиловеком.
- Можно канешно. Свадьба будит на параходе «Федор Шаляпин» в воскрисенье, в шесть часов.
- Заметано, мы придем. Только не пазднавато ли для параходов – зима вроде на дваре.
- А это не плавающий параход. Эта ристоран. На ваде как бы. Вот Вам два приглашения с адресом. Прихадите, буду ждать, а щас мне пара бижать к жиниху – он у миня южных кравей, очень лехко вазбудимый и падвержен стрессам.

Деффка убижала на встречу с хачем, а я прадолжил службу, думая о том как знатно мы павесилимся с Жекой на свадьбе на параходе.

***

В васкресение мы с Жекой с утра побрились, аделись в модные кастюмы, типа «делавые пацаны». У миня был зиленый пиджак и чорные брюки. А у Жеки был малиновый пиджак и серые брюки. Кароче – вылитые денди.
Целый день мы прасланялись в поисках подарка. В результате купили в магазине «Децкий Мир» ключ щастья – агромную ебню из пласмассы. Типа – живите дружно, и все будит у Вас заибца. А ищо, для солидности, купили хрустальную вазу, зажигалку Зиппо и букет цветоф. В общем, достойные падарки от салидных пацанов.


В шесть ровно мы падашли к типлоходу. Там еще никаво не было кроме охранников с рациями и серьезными ибальниками. Мы падашли к ним и паказали наши пригласительные билеты. Они че-то долго шушукались, че-то пердели в рации, патом, наконец, разрешили нам вайти внутрь. Мы зашли, скинули сваи пантовые кашимировые польта гардиробщику и отправились было похавать нимного, потому што накануне слегка пакурили для паднятия баевого духа, и нас пробило на хавчик. Но тут нас ажидал жоский облом в виде улыбающигося пидара, который нам сказал, что праздничный стол будит только когда прибудут жиних и нивеста, а пока, мы можим перебицца апиритивами.
- Давайте нам апиритив, - сказал Жека. Нам паказали чудесную комнатку, где на столиках стояло до пиздинища всякого разного бухла и еще лежал какой-то хавчик с деревянными палками.
- Канапэ, - вспамнил я, патаму што видел подобную хуйню в видеофильме.

Мы деловито накатили себе по сто грамм вискаря, схватили по дюжине канапэ, и ебнули.
- Заепца пошла, - констатировал Жека, пока я выкавыривал изо рта застрявшую палку.
Тут в комнату вашли еще два мужика в белых кастюмах.
- Здрасте! – паздаровались мы.
Они тоже че-то промычали. Налили себе в какие-то празрачные пиалы хуйню и пастаянно че-то туда сплевывали, патом абратно выпивали, балтали этими пиалами и паднасили на свет. Кароче вели себя как скаты. Мы решили пака не пиздить их, патому што пришли на культурное мироприятие. К таму же эти два скота вели себя ми

Поскольку делать аборт было уже поздно, решили сыграть свадьбу. Невеста пухла прямо на глазах. Она передвигалась неловко и немного боком, как идущая на нерест семга. А купленное за неделю до торжественного события платье пришлось в срочном порядке расставлять. Молодая в нем была похожа на задрапированный перед торжественным открытием памятник удаву, проглотившему футбольный мяч.
Бутылка шампанского в загсе открываться отказалась наотрез. Пробка держалась за стенки горлышка так, как будто от этого зависела ее жизнь.
Пальцы приятелей жениха скользили по запотевшему после холодильника стеклу вместилища праздничного напитка.
– Надо по донышку рукой, – посоветовал дружка и тут же воплотил задуманное.
Наклонив бутылку и, как вскоре выяснилось, по роковому стечению обстоятельств направив ее горло прямо в огромный живот новобрачной, он стал с силой бить ладонью по донышку сосуда. Шампанское ахнуло, словно мортира на Севастопольской батарее. Пробка, срикошетировав от упругого чрева, обтянутого белым атласом, улетела куда-то в соседний зал. А струя пенной, как из огнетушителя, жидкости щедро обдала новоиспеченную жену от пояса и ниже. Пока оставшееся на дне бутылки вино раскапывали по бокалам, молодая, тяжело – как пингвин на кладке – присев, отжимала подол.

– Воды отошли? – завидев мокрое платье новобрачной, радостно всплеснула руками бабушка мужа, дельфином вынырнув из толпы родственников, что встречали свадебный кортеж у подъезда.
– Рано еще, старая карга, уймись, – зашипел внук, стараясь при этом крепкой рукой дотянуться до морщинистой шеи старухи, но та увернулась, и ее тут же смыла толпа.
– В дом – достаток, нужда – за порог, – рявкнула какая-то тетка, метнув в воздух несколько увесистых пригоршней затхлого зерна трудно определимого злака. Труха запорошила молодым глаза, как мартовская бешеная метель.
– Может... хватит этих... приколов? – с придыханием, борясь с подступающей к горлу тошнотой от токсикоза, просвистела молодая, неистово моргая слезящимися глазами.
Впрочем, как вскоре выяснилось, злоключения ее только начинались.
Коварно подкравшись к новобрачным под завесой парящей в воздухе трухи, все та же бабушка с силой метнула из кулька прямо в грудь молодой доброе кило конфет – на счастье. Твердая, как галька, карамель ударила в набухшие в ожидании цепких десен младенца соски с такой силой, что молодая завыла от боли.
– На, родненькая, скушай. Может, полегчает, – сжалилась над ней незнакомая женщина, протягивая поднятую с земли конфетку.
– Да когда ж вы их покупали, бабушка, конфеты-то эти? – простонала молодая, разглядывая фантик. – На них же еще "Ленинград" написано?
– Ну не "Сталинград" же, – урезонил ее муж, решив вступиться за родную кровь.
Как только осела труха, молодым дали пригубить по рюмке водки. Саму посуду – опять же, на счастье – следовало разбить. Первая попытка не удалась. Рюмки отскочили от земли, как теннисные мячи. Их поймали и снова с силой ахнули об асфальт. Никакого результата. Тогда их стали давить каблуками. Рюмки выскальзывали из-под ног и, вертясь, как сваренные вкрутую яйца, катались по асфальту.
Молодая сообразила первой. Глядя прямо в лицо свекрови своими припухшими от токсикоза и оттого похожими на крокодильи желтоватыми глазами, но обращаясь при этом к мужу, она леденящим душу шепотом произнесла:
– Спроси твою мать, почему она дала нам пластмассовые рюмки?
– Ну ты уж, правда, мать, даешь, – поддержал жену муж, и уши его зарделись от гнева.
– Да, конечно, – взвизгнула владелица необорных рюмок, испепеляя взглядом невестку, но тоже почему-то адресуясь к сыну, – ты с ней через месяц разведешься, а я буду хрусталь из серванта бить?
– Неси тару, мать, – спокойно и оттого страшно выдохнул новобрачный. –
Живо.
Полная решимости отстоять содержимое серванта, свекровь притащила из квартиры два граненых стакана. На этот раз молодые действовали наверняка. Они швырнули стаканы об землю так, как будто хотели проломить асфальт заодно с земной корой и зачерпнуть этими самыми стаканами магму из оливинового слоя.
– Глаза! – только и успела выкрикнуть теща, когда сноп осколков салютом взметнулся с земли.
Отсутствие жертв можно было объяснить единственно волей на то господа. К нему и поехали. Венчаться.
– Христос воскресе, батя, – радостно приветствовал священника молодой, насильно овладевая его рукой для крепкого мужского рукопожатия.
– Август на дворе, сынок, – истово перекрестилась теща.
– Раз уж приперлись, надо по-ихнему здороваться, – огрызнулся новобрачный. – Причем здесь август?
– Как же так? Во блуде зачавши? – только и смог выдавить из себя служитель культа, растерянно глядя на, казалось, заполнивший всю церковь огромный живот невесты.
– Это непорочное зачатие, – гыгыкнул молодой, сорвав смешок у публики.
– Радуйся, что я не еврейка. Я бы тебе сейчас собственными руками обрезание сделала, – пообещала молодая, обводя помещение мутным взглядом свирепого, но обессилившего зверя.
– Не кощунствуйте в храме божьем, – откликнулся, то ли на "обрезание", то ли на "непорочное зачатие" священник, рассматривая подозрительные желтые разводы на подоле новобрачной.
– Слушай, поп, я не виноват, что эта... (кинологический термин, обозначающий самку собаки) захотела венчаться, – взревел молодой, тыча пальцем в жену. – И ты меня не зли. А то я сейчас над тобой совершу порочное зачатие.
Священник вздрогнул.
– У меня нервы не железные, – как-то примирительно добавил молодой, указав при этом на свои багровые уши.
Из церкви поехали в ресторан. Молодая сидела за столом прямо, как пограничный столб, боясь расплескать содержимое собственного желудка.
Ее му

Свадьба
Маша Скворцова выходила замуж. По привычке, вероятно. Ибо в третий раз.
На сей раз женихом был красивый молдавский партизан Толясик Мунтяну. Толик был романтичен и куртуазен, работал сутенёром, приторговывал соотечественницами на Садовом кольце, и прослыл большим профессионалом в плане жирануть хани. Чем Машу и прельстил.
В третий раз я была на Машиной свадьбе свидетельницей, и поэтому старательно не позволяла себе упиться как все приличные люди. Народ жаждал шуток-прибауток, и весёлых песнопений, коими я славна, и порционно их получал, с промежутком в пять минут.
Свадьба была немногочисленной, и праздновалась в домашнем кругу.
Мужиков приличных не было, и я грустила. И потихоньку нажирала сливу. В надежде, что через час я смогу убедить себя, что брат жениха со странным именем Октавиан – очень даже сексуален, несмотря на три бородавки на подбородке и отсутствие передних зубов.
И вообще: на эту свадьбу я возлагала большие надежды. Мне мечталось, что именно на этой третьей Машкиной свадьбе я найду себе приличного, тихого, ласкового сутенёра, который подарит мне такую же шубу как у Машки, и не будет спрашивать куда делась штука баксов из его кошелька рано утром.
Но сутенёров на свадьбе, за исключением сестры жениха – Аллы, больше не было.

И вообще не было мужиков. Не считать же мужиками беззубого Октавиана, и Машкиного отчима Тихоныча, который упился ещё в ЗАГСе, и которого благополучно забыли в машине?
А я-то, дура, в тридцатиградусный мороз, вырядилась в платьице с роскошным декольте, которое туго обтягивало мои совершенно нероскошные груди, и ещё более нероскошную жопу, и открывало восхищённому взгляду мои квадратные коленки. Между прочим, мою гордость. Единственную.
И в этом варварском великолепии я ехала час на электричке в Зеленоград, и околела ещё на десятой минуте поездки. Поэтому из электрички я вышла неуверенной походкой, и с изморосью под носом. Гламура мне это не добавило, а вот желание жить – резко увеличилось.
Торжественная часть прошла как всегда: Машка жевала «Дирол» и надувала пузыри в момент роковых вопросов: «Согласны ли Вы, Мария Валерьевна..», жених нервничал, и невпопад смеялся, будущая свекровь вытирала слёзы обёрткой от букета, а я ритмично дергала квадратной коленкой, потому что в электричке успела заработать цистит, и ужасно хотелось в сортир.

Дома, понятное дело, было лучше: стол ломился от национальных молдавских блюд, и прочих мамалыг, тамада дядя Женя сиял как таз, и зачитывал телеграммы от Муслима Магомаева и Бориса Ельцина, молдавская родня не знала как реагировать на дяди Женины шутки, и просто тупо побила его в прихожей – в общем, было значительно веселее, чем в ЗАГСе.
Через три часа свадебные страсти достигли накала.
Машкина новоиспечённая свекровь вдарилась в воспоминания, и пытала невестку на предмет её образования.
Машка жевала укроп, и меланхолично отвечала, что образование у неё уличное, а замуж за Толясика она вышла исключительно из меркантильных соображений, потому что на улице зима, а шубу ей подарил только мудак-Толясик, и опрометчиво пообещал ещё брильянтовое кольцо.
Свекровь разгневалась, и потребовала от сына развода, но сын уже не мог развестись, потому что ему была нужна московская прописка, а ещё он спал. И беззащитно причмокивал во сне.
Рядом со мной сидел помятый и побитый тамада дядя Женя, и коварно подбирался к моему декольте, пытаясь усыпить мою бдительность вопросами: «Милая, а ты помнишь формулу фосфорной кислоты?», «Барышня, а вы говорите по-английски?» и «Хотите, расскажу анекдот про поручика Ржевского? Право, очень уморительный!»
Формулу фосфорной кислоты я не знала, даже учась в школе, потому что прогуливала уроки химии; английский я знаю в совершенстве на уровне «Фак ю», и анекдоты о Ржевском вызывают у меня диарею и диспепсию.

Всё то время, пока я мучительно старалась не нажраться, я грустно ела молдавские мамалыжные блюда. Понятия не имею, как они назывались, но особенно меня порадовал молдавский чернослив, начинённый сгущёнкой с орехами. Его в моём распоряжении имелось аж три здоровенных блюда, и я активно на него налегала, нимало не печалясь о своей фигуре.
Я его ела, и пьянела от его вкуса настолько, что даже Октавиан показался мне весьма интересным юношей, и я криво подмигивала ему, пытаясь дотянуться до его промежности ногой, под столом, дабы изысканно потыкать ему туфлёй в яйца.
Уж не знаю, до чьих яиц я дотянулась, но Октавиан резво выскочил из-за свадебного стола, и устремился в сторону туалета, мило прикрывая ладошкой рот.
Я пожала плечами, и снова налегла на чернослив.

Странное брожение в животе я почувствовала не сразу, и вначале приняла его за сексуальное возбуждение.
Но брожение усилилось, и я тоненько бзднула.
Никто ничего не услышал, и я продолжила едьбу.
Вторая волна накатила без предупреждения, прошла по всему позвоночнику, и запузырилась под носом.
Третьей волны я ждать не стала, и вприсядку помчалась в туалет.
Туалет оказался занят. Я стукнула в дверь лбом, потому что руками крепко держалась за свою жопу, абсолютно ей не доверяя, и услышала в ответ весёлое бульканье.
Октавиан плотно и всерьёз оккупировал унитаз.
А третья волна была уже на подходе – это я чувствовала уже по запаху.
Выбора не было: я рванулась в ванну, и уселась на её краю как ворона на суку.
В промежутках между залпами, я кляла дядю Женю с его анекдотами о Ржевском, и оптимистично радовалась тому, что санузел у Машки не совмещённый.
На пятой минуте до меня смутно стало доходить, что чернослив, скорее всего, был предназначен для врагов и Машкиной слепой бабушки, которая ещё в ЗАГСе начала голосить «Ландыши, ландыши, светлого мая приве-е-ет..», и

Эта счастливая семейная жизнь
Меньше всего ему понравилась кукла присобаченная на капоте длинного и сверкающего Линкольна. Но он всё равно умилися ей как детскому желанию своей невесты. Лимузинов было два – один для молодых и свидетелей и другой - для близких родственников. Сначала Юджин был против такого антуража, но его ненаглядная сделала такие бровки домиком, какие только она умела делать когда ей что то было надо, и он не смог ей отказать. Он очень любил, просто обожал, даже боготворил свою невесту и потому согласился на все прибамбасы, которые жуликоватые одесситы (как будто одесситы могут быть другими) напредлагали им в конторе занимающейся подобной лабудой.

Но когда вся кавалькада подъехала к его дому, с весёлыми гудками – первыми аккордами марша Мендельсона, и нарядные люди с цветами высыпали на улицу, Юджин признал, что иногда он мог бы поступаться своей мачо натурой и делать небольшой уклон в сторону своей романтически насторенной будущей жены. Оно может того стоить.

--- Женечка, ну это будет самый замечательный день в нашей жизни... Пусть он запомнится нам таким красивым и светлым каким вижу его я, --- миниатюрная ручка Алисы Оглоедовой, будущей миссис Верлицкой, легла туда куда обычно ложатся ручки обожаемых невест в решении подобных вопросов, --- разве тебе не хочется увидеть меня такой красивой, в белом платье с фатой и в лимузине и что бы фата развивалась в открытое окно - пусть все нам завидуют... это же для тебя, ты же знаешь как я тебя люблю... --- Алиса потёрлась тонким носиком с трогательной горбинкой о плечо Юджина. И он конечно сдлася. Да и кто бы не сдался?

Слава богу средства позволяли. И вместо скромного бракосочетания в Лас Вегасе, как планировал жених, был задуман грандиозный вечер на триста персон в Распутине. “Пусть девочка порадуется, у неё такое красивое личико когда она счастлива, никогда не буду её обижать” – слюняво расчувстовался Юджин, что не было ему свойственно до встречи с Алисой. Он всегда мечтал именно о такой жене – тонкой, ранимой, чуствительной и чуть–чуть экзальтированной. Его мужское "Я" требовало и мечтало о защите родного существа от напасатей жестокой реальности.

Когда они подъехали к ресторану, почти все гости были уже в сборе. Лимузины остановились напротив входа, глистообразно извиваясь расторопный метродотель распахнул дверь машины перед молодыми. Они вышли и сразу попали в шумно и весело крутящуюся воронку родственников, друзей, знакомых и малознакомых осыпающих их кто цветами а кто и поцелуями.

Некстати у Юджина в мозгу всплыла фраза из бессмертного произведения Ильфа и Петрова – “чёрт с тобой, делай! глазетовый! с кистями.. ”.

Вечер прошёл на одном дыхании. Если вы когда либо видели весёлую шумную отвязную сумасшедшую свадьбу на которую было выкинуто более пятидесяти тысяч долларов, то поверьте, что по сравнению со свадьбой Юджина и Алисы вы видели поминки. Гости пили-ели-танцевали и кричали “Горько” так добросовестно и с отдачей как будто им за это приплачивали. Тамада потерял голос.

И вот сияющие новенькими обручальными кольцами молодые были с шутками и прибаутками отправлены в специально снятый по такому случаю номер в роскошной гостинице который обошёлся в три тысячи. Но тёща расщедрилась на подарок не по-детски и в следующий момент, когда Юджин оторвался от губок своей уже (!) жены, он вносил её хрупкое тельце мимо массивных дубовых распахнутых дверей прямо в сказку. Роскошный двухкомантный номер для новобрачных имел всё что положено иметь такому номеру за такие деньги – хрустальный столик с серебрянным ведёрком с бутылкой шампанского внутри, зеркальные потолки, круглая кровать размером с паркинг на две машины и прочее, прочее, прочее, что так неважно настоящим молодожёнам.

Алиса сразу выскочила из белого платья и туфелек принцессы и осталась в прозрачных трусиках, а Юджин запер двери и снова подхватил на руки молодую. Счастье переполняло его и грозило разорвать по швам – вот как он чувствовал!

--- Ну, сейчас я тебе что-то покажу – крикнула миссис Юджин Верлицкая, в девичестве Оглоедова, и бросилась на своего мужа. Как ни странно это может звучать в наше время, они никогда не были вместе до свадьбы. Такое было основное условие Алисы – она хотела сохранить себя для любимого мужа. Лично мы не одобряем подобной практики, но Алисе было двадцать лет и она была романтикoм.

После чудесно завершившегося посвящения в женщины молодые лежали рядом и смотрели на своё отражение в зеркальном потолке. За окнами была глубокая ночь а в номере уютно горели два торшера по стронам кровати. Юджин наслаждался идилией и перебирал густые волосы на головке обожаемой жены когда она издала неприличный звук, причём отнюдь не ртом, а диаметрально противоположным местом. Молодое гладкое личико залила краска.

--- Извини, Женечка, --- смущённо пробормотала она поднимаясь над ним. Он ничего не успел ей ответить как увидел, что его ненаглядная выстрелила на вид упругой и бесцветной молнией которая пересекла всю комнату и впечаталась в стенку над входной дверью подрагивая в тёплом свете ламп. Юджин в изумлении замер. До двери было, на минуточку, метров пять. Прозрачная толстая нить, всё прикреплённая пока ещё одним концом к его жене, была натянута как струна и подрагивала.

--- Ты, извини... я давно хотела тебе сказать... --- Алиса обхватила его за голову и приблизила свои зелёные глазищи к его лицу. Потом, в секундную паузу, она отделила от себя натянутый канатик и выпустила ещё одну струю – на этот раз непосредственно в потолок, оттолкнулась от кровати двумя ногами, сделала кувырок назад и ещё одна тонкая, но очень прочная нить пересекла номер для новобрачных, - мы, Огло�

Деревенская свадьба или о вреде немерянного потребления олкоголя
Начало этой истории было положыно в день моего рождения(кто еще не успел ознакомиццо с бессмертным текстом Безенчука и не знает когда родился Алу Зеф – срочно восполнять пробел). В тот день я с братишкой традиционно пил тэкилу на берегу моря и пиздел про жисть. Все шло так жы как и несколько ДР до этого, пока у братишки не зазвонил тилифон, фкатором какая-то дама настойчиво интересовалась, не забыл ле он оп сватьбе. Он естественно заявил что не забыл, хотя интерфейс его выдавал легкий охуй пополам с недоумением.

По окончанию разговора выяснилось, что он забыл оп сватьбе подрушшки его благоверной, на которой сама благоверная случайно выступала в роли дружки. Невеста оказалась аборигеном одной далекой диревни Краснодарского края, фкаторой и собиралась прожыть оставшуюся после университета жисть, найдя себе применение фкачестве юриста. Уж не знаю чем знание юриспруденции может помочь на ниве крестьянского труда, но всяческим злым критегам могу сказать, практически как отрезать, што уминя нет домека в диревне и мне простительно.

В общем совместными усилиями было принято решение ехать, причем ехать первым же афтобусом, потому как за руль почему то никто сесть не решылся, опасаясь за дорогое сертцу вадительское удостовирение, которое могли забрать к ебеням алчные хранители дорог в образе мусорил – дпснекоф.

Ранним утром слегка трезвые мы приперлись на афтовокзал, где запанная тетка – продаветц, немного паламавшысь по причине нашыго полумертвого состояния, все-жы выдала нам билеты. Вы думаете мы спакойно погрузились в афтобус и поехали нафстречу приключениям? Угу, хуй то там, это какие-нить унылые людижки уехали бы просто так, а мы то находимся под покровительством высшых сфер, потому просто так нам уехать не удалось, ибо под кассой нас фстретил киборк-убийцо ввиде привакзальной мусарилы са значком и усаме. Мусарила, аглядев нас предлажыла поработать панятыми, непрозрачно намекнув, что в противном случае мы займем пачотное место в местном панноптикуме пад названием вытризвитель.

Заверив мусарилу с усаме што мы с удовольствием поможым радному правасудию и што всяческих наркоманов мы нинавидим просто сдецтва, мы были препроваждены в опорный пунгт, где нас уже ждала жертва милицэйского произвола, апсалютно невинная и укуринная до розовых соплей. Жэртва всячески изгалялась над мусорилами и то соглашалась што курила, то орала фприаткрытую форточку што мусора педаразы и што они униво спиздели последний червонетц. Какда завели нас, у ментоф кончилось терпение и жэртве начали делать инъекцыю демократизатора.

Мы тупо пофтыкали в процесс возвращения человека из страны веселых розовых слонекофф на нашу грешную землю а потом пассажира скоростного экспресса Марс – Земля, поломавшего при посадке носовой отростог начали шмонать. В обсчем не буду углубляться в этот момент, ибо скушно. Шмонают – хуярят, и так в течении 10 – 15 минуд, пока из носков не извлекли малинький пакетиг с какой-то зиленой хуйней. Паказали нам, мы согласились с тем, што недальтонеки и были отпущены на афтобус.

Поездка как-то незаметно прошла мимо нас, по причине глубокого погружения в царство старины Морфея и вот, в районе обеда, авторыдван вывез нас на какую-то площадку, и мы были попрошыны на выход, ввиду достижэния места назначения. Братишка, как бывавшый в этом колхозе ранее, на правах аборигена повел миня в направлении гостиницы. Угу, это он так думал, што мы идем в нужном направлении, но практика – эта йобаная тварь, разбивающая все надежды и чаяния, показала что мы сходу ухуячили в апсолютно простивоположном направлении. Хотя, в каком направлении, по вашему, мы должны были уебать, если единственный видимый ларег с пивом был именно там? То то жы. В общем, побродив минут 40 мы поняли что мало того что гостинцы тут нет, так мы еще и заблудились к хуям в этих ибаных в сраку колхозно-пасторальных ебенях, пахнущих подсолнечником и навозом.

Спасение пришло ввиде девужки с вилосипедом и сиськами(мне просто запомнился только виласипед а брательнику сиськи). Она то, добрая душа и указала двум привидениям без мотора куда надо идти. Добравшысь до места назначения и сняв номер и уебав литра 4 пива, мы чето сразу уебались спать, устали наверное.

Разбудили нас посредством телефонной связи, а точнее моего мобильника, у которого на незнакомый номер стоял апсалютно безумной громкости звонок, которым можно было разбудить к ебеням небольшой горняцкий поселог. Уж низнаю где эта алчная бабищща взяла мой номер, но фагд налицо – разбудила таки и настоятельно порекомендовала прибыть к месту збора, сказав что вызывает такси для нас, а то мол мы, два синебола, не успеем нихуя(жылезная логика, хуле опыт проживания с братишкой).

Надо ли говорить, што нормально доехать нам не удалось? Правильно – ненадо, и так понятно. В общем таксист...заблудился, катались мы минут 40 наверное, пока не вручили ему труппку, которая послужыла этаким жыпыэсом, с нежным женским голоском, выдавашим в её обладательнице большую специалистку в области ненормативной лексики.

По – приезду мы были осмотрены и признаны удовлетворительно годными к мероприятию и по этой причине были отпущены подышать на улицу. Это было трагической, непростительной ошибкой, ибо во дворе мы были приняты в объятья какими-то безумными персонажами, представившимися кумовьями блять. Я хуй его знаю кто это такие, но поцоны сразу поняли што нам нужно. После недолгого обсуждения планов на ближайшие 10 – 15 минуд, мы переместились в летнюю кухню, где соотвецтвенно йобнули крепкого олкоголя. Потом еще йобнули, потом еще...минут через 40 нам сказали подтяг�

Камерная свадьба
Первый раз Ленка вышла замуж в восемнадцать, сразу, как получила паспорт. Серега был старше ее на три года, мы учились в одной школе, и сколько я его знаю, всегда сох по Ленке. Ленке льстило, что за ней ходит старшеклассник, но она и не думала, что свяжет с ним свою жизнь. Серега стойко переживал все Ленкины похождения, потому что она сразу предупредила его, что он ей кто угодно – друг, товарищ и брат, но никак не ее молодой человек.

И вдруг, она пришла ко мне и заявила:
- Лелька, мы с Серегой заявление подали.
Я выпучила глаза и уронила челюсть.
- Да, пиздец, - застонала она. – Переспали мы с ним, наконец-то. На хуй я в тот раз так нажралась?
- И чего? – удивилась я. Девственности Ленка лишилась еще в прошлом году, и поэтому я совсем запуталась.
- Теперь мне, как честной девушке придется выйти за него замуж. Ну что ты пучишь на меня глаза? Мальчиком он оказался!
- Ты дура, что ли? Ну и хрен с тем, что он мальчик? Ты-то здесь при чем?
- Лелька, ну он же меня любит.
- А ты?
- Не знаю. Я к нему привыкла. Он хороший, спокойный, придури все мои терпит. Может он и есть мое счастье?

- Ты же не сможешь с ним долго. Тебе нужен не такой мужик. Тебе нужен разъебай, который сможет тебя на место поставить, а ты Серегу под каблук загонишь.
- Да он давно уже там. Короче, мы никому не сказали, что заявление подали. Знаешь только ты и Катька. Через две недели регистрация, в пятницу, никаких торжеств. Пойдете с нами, потом в ресторане каком-нибудь посидим.

Утром, в день регистрации, мы с Катькой стояли у подъезда и ждали Ленку с Серегой. Вышли жених с невестой. Серега сиял, как начищенный самовар, Ленка была слегка удручена.
Моя мама открыла окно и подозвала нас.
- Леночка, Сереженька, поздравляю вас, вы такие молодцы. Только не понимаю, зачем надо от всех скрывать, но дело ваше.
За спиной мамы нарисовался мой брат.
- Ленка, лошадь страшная! – гаркнул он. – Потом сюда зайдите, у меня для вас подарок.
Брат всегда обожал Ленку за ее острый язык, мы не уставали ржать над их пикировками, они могла несколько часов обсерать друг друга, ни разу не заржав.
- Соси ноги, конь педальный, - отозвалась она. – Подарок доставь в мою квартиру, недосуг мне по всяким сараям шоркаться.
- Я тебя тоже обожаю, - заржал брат.

Мы пошли в ЗАГС, который находился в паре остановок от дома.
По пятницам в те годы женились те, кто не хотел торжественной регистрации, поэтому народа не было.
Мы присели около кабинета, где и должно было свершиться таинство брака.
Опоздав на десять минут, явилась задроченная тетка.
- Кто на регистрацию? – буркнула она, отпирая дверь.
Я отставила в сторонку бутылку пива, потянула Катьку за руку и ответила:
- Мы.
Тетка замерла у двери.
- А это, - я кивнула в сторону Ленки и Сереги, - наши свидетели.
- Погодите, - пробормотала озадаченная тетка, отперла кабинет и вышла с какими-то бумажками. – Кто из вас В.? – она назвала Серегину фамилию.
- Он, - я пихнула Катьку локтем.
- Я, - подтвердила она.
- А я – С., - назвала я Ленкину фамилию.
Тетка недоверчиво смотрела на нас.
- Просто он любит наряжаться в женскую одежду, - выдала Ленка. – Простите ему эту маленькую слабость.
Тут, наконец-то до тетки дошло, что мы шутим, и, обозвав нас придурками, пригласила брачующихся в кабинет.
- А можно мы тоже с вами? – попросила я ее. – Мы будем хорошо себя вести.
- Ну, проходите, - пожала плечами тетка, - только все пройдет быстро, так что не вижу смысла.

Мы зашли в маленький кабинетик, тетка раскрыла большую амбарную книгу, списала с паспортов данные и начала регистрацию.
- Итак, дорогие Сергей и Елена, сегодня у вас один самых замечательных дней в жизни.
- Да уж, - пробормотала Ленка. Серега тихо крякнул.
- Сегодня вы, - продолжала тетка, - станете ячейкой общества.
- А мой преподаватель по социологии говорит, что «ячейка общества» - дурацкая формулировка, - начала я.
Тетка, как заправская училка, постучала ручкой по столу. Я заткнулась.
- Сегодня вы вступаете в брак. Отныне вы, рука об руку, будете идти по жизни.
Катька картинно завсхлипывала, причитая: «Лелька, мы теряем ее. Надо что-то делать. У кого-нибудь есть валерьянка? А то я так нервничаю на свадьбах»
Ленка с Серегой хихикали, а тетка решила не обращать на нас внимания.
- Елена, я хочу спросить вас, согласны ли вы, взять в мужья Сергея?
- Знаете, - ответила Ленка, - если честно, то я еще точно не знаю. Как-то вот колеблюсь еще. Ведь нам дали на раздумья всего две недели, а я так замоталась…
- Елена, - тетка не теряла самообладания, - согласны или нет?
- Наверное, согласна, - кивнула Ленка. – Тем более, я вам по секрету скажу, мы с ним не так давно переспа…
Серега пихнул Ленку в бок.
- Она согласна, - подтвердил он. – И я согласен. Давайте быстрее, а то они сейчас тут цирк устроят.
- Прошу скрепить ваш брак подписями, - тетка подозвала Ленку и ткнула ручкой в то место, где она должна была оставить автограф. – Теперь вы, - тетка подозвала Серегу. – И заодно распишитесь вместо свидетелей.

- Эй, - запротестовала я, - мы же свидетели, значит, мы должны скрепить их брак своими росчерками.
- Девушка, так делают только на торжественных регистрациях. А в такие дни вообще без свидетелей должны приходить, я просто разрешила вам присутствовать.
- Ну, мы же все равно здесь, так что давайте и распишемся. Ну, пожа-а-а-алуйста, - заканючила я.
- Хорошо, - пожала она плечами. – Кто поставит подпись в графе «Свидетель жениха»?
Я вытолкнула вперед Катьку.
- А че сразу я-то? – задергалась она. – Я хочу быть Ленкиной свидетельницей.
- Не спорь, - уговаривала я ее. – Чтобы молодые жили счастливо, свидетелям нужно перепихнуться, ты будешь сверху, значит – активная, значит за мужика, давай уже расписывайся.
- А че это я буду сверху? – возмутилась она. – Может мне шестьдесят девять нравится?
- Все �