Мойша, 96 - 19 февраля 2008 17:06

Как полковник Крокодил в армию попал
Что вы знаете о гопниках, господа? Ничего вы не знаете о гопниках! Думаете это те тупые алкоголики, которые тусуются у ваших подъездов с пивом, идиотски ржут, слушают шансон, ездят на ржавых «пацанских» девятках и с наглой мордой стреляют сигаретки?
Да любой из них наделал бы в штаны, доведись ему попасть в середину 70-х годов в Ленинград и случайно пойти не той дорогой и не по тому району мимо какой-нибудь путяги или заводского общежития.
Да, все именно так, как вы и подумали. До того, как попасть в армию, Крокодил был именно ПТУшником. Одновременно работая, учась в ПТУ и вечерней школе, мой отец мечтал стать военным, и прикладывал для достижения своей цели массу усилий. Ни блата, ни денег у него не было, а всю жизнь прозябать слесарем или сварщиком Крокодил не собирался. Потому он учился.

ПТУшное общежитие вообще не располагает к философским размышлениям и не способствует повышению уровня образованности, зато она способствует закалке характера и учит, как выжить. Это почти тюрьма, даже в чем-то хуже тюрьмы, потому что бывшие школьники, еще не солдаты, но и не студенты, крайне жестоки. Как все подростки. Драки в общаге случались регулярно. Иногда с применением холодного оружия. Иногда заканчивались увечьями, редко – смертью.
Всякое бывало.
Внешне телосложения хрупкого, невысокий и от того кажущийся хилым, первое время в общаге Крокодил был объектом нападок. Первое время. И совсем недолго. Очень быстро будущий Крокодил заработал репутацию крайне опасного, даже дикого противника – он НИКОГДА не защищался, он всегда НАПАДАЛ! Его не смущали ни габариты врагов, ни их вооруженность, ни отсутствие правильных навыков боя. Зато у него был опыт уличных драк. Тех самых страшных уличных драк, про которые не любят говорить и боятся вспоминать…
Он рвал руками, рвал зубами, без раздумий применял тяжелые предметы. Сразу было понятно, что он, не задумываясь, пойдет до конца. Он выживал. Вскоре уже местные бугаи боялись его, затем стали уважать. А потом и друзья появились.

***

Вскоре Крокодил стал абитуриентом. Обитали поступающие в Училище в обычной казарме, днем сдавали экзамены, вечером готовились. Напряженное и очень неприятное время – все кругом новое, казенные стены, высокие заборы, люди в форме, не терпящие возражений. На плацу вышагивают курсанты, идут занятия. Крокодил очень хотел приобщиться к этому и стать офицером.
Второкурсники, которым каждое утро надо было выходить на уборку территории, не могли упустить шанс и не воспользоваться таким количеством бесплатной и безответной рабочей силы.

Далее от первого лица:
- Рано утром, часиков в полшестого, приходили курсачи и поднимали пару человек абитуриентов. Вручали метлы и отправляли плац подметать. Не знаю, по какому принципу они устанавливали очередность, но так или иначе однажды утром добрались они и до меня. А я что, почти всю ночь физику зубрил, спать хочу – жуть. Какая там уборка территории?! Подходит, короче говоря, ко мне курсант, и давай расталкивать. Я говорю:
- Отвали. Я спать хочу.
- Вставай! На территорию топай.
- Пошел нах*й, сказал!
- Чего?? А ну вставай, душара! – и одеяло с меня сдергивает.
Ну я так мееедленно поднимаюсь, полглаза только открыл, подхожу к табуретке, аккуратно одежду свою перекладываю на кровать, поднимаю эту табуретку и со всей дури этому курсачу ее об голову, табуретка аж треснула…
Курсантик как стоял, так и осыпался в проходе, вместе со своей метлой, а я опять спать лег. Потом, сквозь сон, видел, что за ним другие пришли и унесли. Думал, инцидент исчерпан.

Вечером поздно сидим в КИДе, готовимся. Учебниками обложились, сидим, зубрим. Слышу, дверь открывается, оборачиваюсь – ба! Знакомые все лица! Тот курсант, которого я табуреткой отоварил, с забинтованной башкой, и еще трое с ним, здоровенные, со штык-ножами, наряд, стало быть, во главе с сержантом-громилой.
- Который? – спрашивает сержант у забинтованного.
- Этот, - говорит болезный и на меня показывает. Абитуриенты почуяли, что паленым пахнет и потихоньку свалили.
- Ты чего, совсем ох*ел что ли? Ты, душара, не на того наехал, - говорят мне.
А я отвечаю:
- Мужики, шли бы вы отсюда, мне учиться надо.
- Ты нам еще поуказывай, что делать! Встать, когда со старшими разговариваешь!
- Я не только указывать умею, но еще и показывать, куда идти, - сказал я и встал, - А если я все-таки встал, то ты, сука, сейчас ляжешь!
- Ты чо, разобраться хочешь? – и на меня так идет. Лосяра такой.
Ну откуда же ему знать про мое прошлое-то? И про то, что я без ножа никогда и никуда…
- Да! Хочу! Ну что, поговорим? – достаю нож. Ну знаешь, финский, складной, огромный такой, в две ладони. Раскрываю и на этого воина пру.
Тут-то он и сдрейфил. Нож увидел. Увидел, что держать я его умею, и что шутить не буду. Забинтованный так вообще побледнел, чуть не кондратий его хватил:
- Эй, парни! Не надо! Он же псих! Пошли отсюда, потом разберемся. Найдем удобное время.
И они ушли.

До самого поступления, пока я экзамены не сдал, меня никто не трогал.
После зачисления мне звонят «на тумбочку» и говорят:
- Иди на КПП, к тебе кореша пришли.
А я после КМБ и присяги, весь стриженый, в новенькой форме, худенький. Не солдат, а посмешище. Вообще стать потерял, ну да ты сам такой был, первокурсником. Иду, значит, через плац, вижу, что за мной из казармы выходят те самые трое, которые со мной разобраться хотели. Заметили, куда я пошел, и за мной потопали. Ну-ну, думаю, пусть топают.
Захожу на КПП, а там все мои ПТУшные кореша! Федя Кривой, Леха Ломаный, Витек Мотыга, с которым я в первый день схлестнулся, и так жестоко его избил, что он под кровать от меня прятался. Еще много народу было, человек двадцать. Узнали, что я поступил, и пришли поздравить. Где они сейча

Работа в армии. В профессиональной армии. Она оказалась не такой, как я себе ее представлял когда-то, когда с упоением смотрел "В зоне особого внимания". И даже в учебке я еще не понимал. что это на самом деле. Я это понимаю только сейчас. Сейчас, когда, оставшись без малейшей поддержки, ползу по-пластунски. И, похоже, от того как я буду ползти, абсолютно ничего не зависит. Почти ничего. Кроме возможно моего будущего. Как же мне тяжело. Это вам не учебка, здесь все всерьез. Я ползу дальше, не оглядываясь, не сомневаясь. Только лишь одна вещь мешает мне быть до конца собранным. Я не чувствую ремня автомата у себя на плече. И я не держу его в руке. Он утерян. Я безоружен. Это давит. Это все равно, что оказаться абсолютно голым в торговом центре. Даже хуже. Но я смогу, я уже почти добрался, я у цели. Да!

Иди за мной и не ссы никогда
Миша возвращался из месячного отпуска, предоставляемый солдатам - срочникам, в армию.

Отпуск пролетел в каком-то пьяном, развесёлым угаре и непрерывном блуде, словно истосковавшееся по женской ласке и алкоголю тело, набирало приятного впрок, как пересохшая земля до чавкающего хлюпа влагу, для прохождения дальнейшей службы в рядах РА, ну и, конечно, для залихватских врак сослуживцам на тему « ..а я вот бабу порол по пьяни..».
На проводинах набилось народу: многочисленные друзья, родственники и малознакомые девчонки, утолявшие его жажду отпускной похоти и которых Мишка сейчас пытался пристроить в «хорошие руки», как собачек, которые хозяину стали не нужны, а выкинуть как-то жалко, по друзьям остававшимися на гражданке и бобылями. Перепились все, как водиться, в усмерть…

На перроне утром, его, полупьяного, провожал один отец. Мать не пошла, боясь расплакаться, как когда-то на призывном пункте. Никто из друзей, ещё пару часов назад пьяно клявшиеся, что непременно придут и чтоб без них даже не думал уезжать, так и не появились, как не пришли и в первый его отъезд - в армию. Ехал Михаил в Хабаровск, в поезде предстояло провести скучных четыре с половиной дня.
-Тут покушать мать завернула, - отец перебирал какие-то пакеты, в объемистой спортивной сумке, втолковывая плохо соображающему вояке. - Тут одежда, тут мыльно-рыльное… и это… я тебе тут на опохмел …бутылочку положил… и пивка там, полторушечку.
Холодная, даже по мартовским меркам, погода, с пронизывающим до самых косточек, кусачим, ветром не располагала к долгому прощанию, но предавала маломальскую ясность мыслям, ни в какую не желающим выходить из алкогольного ступора.
- Спасибо, пап.
- Ну что, давай прощаться. Как доберешься сынок, обязательно напиши, слышишь?

- Пап, конечно напишу. Ну, бывай, что ль? Поеду, дослужу…
Крепко, по-мужски обнялись, расцеловались, и Мишка, понукаемый нерусским проводником с характерным грузинским акцентом, забрался в плацкартный вагон поезда, следовавшего маршрутом «Харьков-Владивосток», отыскал своё место, поместил сумку под нижнюю полку и сразу же провалился в тёмные, тягуче-липкие сновидения.

Из забытья его вырвала настойчивая тряска за плечо. Открыв один глаз и со злостью сильно оттолкнув руку, приносящую беспокойство, Миша всем своим видом демонстрировал полное пренебрежение к происходящему и что-то лепетавшему ему человеку. В голове ежесекундно что-то взрывалось, стучало молоточками, и каждый удар сердца запускал волну новых, неприятных болевых ощущений, свойственным Мишкиным отходнякам. Но армяшка или азербан, хрен их «нерусских» разберёт, не унимался, продолжая трясти и с акцентом говорить.
-Руку убери от меня. Что надо? – стал беситься воин от такой настойчивости.
-Брат, брат… тут дед с нами поедыт ты это, уступы иму мэсто внизу, а? Старенький он савсэм, а у ныго верхная полка, а? брат…
Мишка уселся, скукожившись, обхватив руками свое тело, сунув ладони подмышки, хмуро пялился то на хачика, то на деда, то в окно. «Это сколько же, интересно, я проспал-то? Херово - то как…похмелье, блин, сраное!… дед этот, долбанный, ещё» неслось в голове, соображалка работала туго и вся гамма обуреваемых им чувств читалась на его, опухшем от похмельного сна, лице.
-Да какие проблемы, - нарочито бодрым голосом, выйдя из ступора, весело объявил своё решение солдат. – Конечно, дед, сейчас только оклемаюсь малёха. Да ты садись, не маячь, в ногах правды нет.
Перебрался Мишка быстро: за постельное бельё при посадке ещё не расплачивался, вырубился одетым в военную форму, поэтому перестилать нечего не пришлось, а сумку решил не трогать, дед ехал до самого Владика. За время так называемого переезда успел познакомиться с соседями. Армянина звали Ашхен, - «но всэ завут Сашей», дед назвался Петровичем и какой-то молодой человек, лет эдак тридцати или около того, Николай. В вялотекущей беседе с попутчиками Михаил выяснил, что продрых он не меньше семи часов, что подъезжают они к Тайшету, и что спящим он матерился на весь вагон и по сюжету сна видимо с кем-то крепко ругался.

-А не выпить ли нам за знакомство? - не выдержала душа вояки, алчущая специализированного лекарства.- У меня, если что, с собой есть.
-Ну-у-у… - задумчиво протянул Петрович, почесывая своей пятернёй небритую щеку. – В хорошей то компании, отчего не выпить-то?
- А ты, Ашхен, будешь? – Миша уже доставал из сумки отцовскую схронку и нехитрую закуску.
- Канэчно, брат, буду…- согласился армянин и к Мишкиному удивлению тоже достал, из своих загашников, бутылку водки и суетливо стал копошится на столе, убирая в сторону кроссворды и газеты, освобождая место для задуманного приятного времяпрепровождения. Николай пить отказался, он скоро выходил в Нижнеудинске, но с тоской «любителя этого дела» следил за уже первой пропущенной « За знакомство!» и сразу же последовавшей вдогонку «Будем!», стопками.
Ашхен оказался приятным собеседником, и вся первичная Мишкина неприязнь улетучивалась с каждой новой проглоченной порцией водки. Армянин был маленького роста, степенен в движении и в суждениях, он ехал чем-то торговать во Владивосток, чем именно Мишка даже не вникал, было глубоко пофиг. Старик наоборот, был суетлив, болтал без умолку и не впопад, крошил едой на стол и на себя и, захмелев, ещё обильнее начал жестикулировать руками. Он ехал перед смертью повидать сына в Благовещенске, но, глядя на деда, Мише думалось, что видимо не в первый и уж точно не в последний раз дедок катит «повидаться перед смертью».

Незаметно сошел в Нижнеудинске Николай, его место занял молодой парень, самой что ни на есть богатырской наружности. Звали его Илья. Короткостриженый, высокий, под два метра

Военно-морская сказка
А было это совсем недавно.
На дворе стояло начало 2000-х. Целую вечность тому назад распался Союз Нерушимый. В Чечне по-прежнему стреляли. Президент был уже новый, а не тот, что правил страной из-под капельницы. Море забрало "Курск". Штаты, отбомбившись демократией по Югославии, теперь звонко лупцевали в режиме онлайн Ирак…

Лет за несколько до этого случилось чудо. На одной из государственных верфей местная администрация обнаружила ракетный крейсер. Наш. Рассейский. Невъе...енных размеров и даже местами атомный. Это действительно было парализующее зрелище, так как посудина уже двенадцатый год плесневела в недоделанном состоянии. Никто уже не верил, что кораблик в условиях тотальной инфляции куда-то двинется, кроме как в лом. И тут внезапно выяснилось, что мегапароходище, в духе последних веяний переименованный из Генерального секретаря в императора, как-то сам собой достроился. И даже готов к сдаче в казну.

И вот прошёл крейсер швартовые, ходовые и прочие испытания. Лихо прошёл. Правда, в машинном насмерть обварило пятерых, но это страну не всколыхнуло. В той же Москве, к примеру, за сутки куда больше народу под колёсами мрёт…

Настал таки момент, когда Наш Плавучий Страх и Ужас решил выйти в море и чему-нибудь там научиться. Чему-нибудь военно-морскому. Например, поиску и уничтожению ПЛ.

По такому праздничному случаю ОВРа загодя перекрыла все ближайшие подступы к полигону, где мегапароходище будет заниматься самообразованием. Зрелище 250-метровой дуры, рассекающей со скоростью 32-х миль в час, было столь пафосным, что на него согнали посмотреть половину своего же флота. Мол, дивись, братва, чего мы вам наклепали!.. Даже сам Гарант Конституции, и тот не утерпел – тоже примчался глянуть. Должно быть, до последнего не верил, что мегапароходище действительно достроили… Это ж Россия. Тут глаз, да глаз нужен. А то повесят на ракету дырявое свежепокрашенное ведро и назовут получившуюся скульптуру «новейшим синхрофазотроном»… Да ещё и ордена за это с премиями клянчить будут.

Раз на палубе – Сам, то естественно тут же пришлось отираться и свитским вперемешку с Главкомом. Поскольку Сам хотел лицезреть Страх и Ужас со стороны, то весь августейший кагал уселся на крейсерок поменьше. Тот как ни пыжился, как не топорщился президентским штандартом, но на фоне Страха и Ужаса выглядел бледновато. Столь же бледновато выглядели и лица заинструктированного до коматоза местного личного состава. Когда командиру этого плавлепрозория доложили, что скоро на борт прибудет с дружеским визитом ещё и Президент Польши, кэп повернулся к старпому и бросил одну единственную крайне хладнокровную реплику. Кэп спросил: «Ну не блядь, а?..» И этот стон капитанской души включённая трансляция старательно разнесла гулким эхом по всем закоулкам корабля…

Ладно, всё это была присказка. А сказка только сейчас и начинается.

На одном море-океане жила-поживала подлодка-дизелюха. Наша. Рассейская. И рулил этим самым чудо-железом матёрый кап-три по прозвищу Батя. Кап-три был тоже нашим. Рассейским. Так что мог в одно лицо литр шила не поморщившись выдуть, а потом так же, в одиночку, выиграть Третью мировую. И только потом попросить огурчик на закусь.

Не успел наш капитан третьего ранга однажды утром порадоваться жизни, как его посыльным выдернули к комдиву, где и огорошили. Мол, пойдёшь ты, Батя, вот в этот квадрат и притворишься целью. А потом туда же, в тот же квадрат, припрётся целая банда ПЛОшников и будет тебя искать. И, поскольку, эта банда тупорылит под президентским штандартом, то она тебя, Батя, непременно найдёт. И утопит. Очень жестоко, но условно. Вот в этой точке, распишитесь за пакет.

Оплодотворённый таким доверием начальства по самую пипку, Батя оседлал ограждение рубки родного железа и отчалил. Как бы это удивительно ни звучало, но Батя при своих кап-тришных погонах где-то глубоко в душе оставался человеком честным. Потому от всего этого затеянного для Президента начальством военно-морского водевиля Батю активно подташнивало. Заранее. Предчувствия у кап-три были самые препоганые… Так что, когда они начали сбываться, командир лодки даже успел порадоваться своей дальновидности. Возникший из лодочных недр старлей, командир БЧ-5, имел вид столь застенчивый, что Батя сразу понял – это Она. Подстава. Так и оказалось. По словам меха выходило, что в его хозяйстве то ли что-то слишком грелось, то ли что-то стучало. Короче, нужен «стоп» и полная переборка греющее-стучащей технокаки. Подавив рефлекторное желание вывесить скальп механика перед ликом Президента, командир поинтересовался, а сколько времени понадобится «маслопупам» на борьбу с отечественной техникой? Мех почесал висок и, мысленно накинув для гарантии часа четыре, озвучил приговор – половина суток. Теперь висок зачесался уже у Бати. Лодка опаздывала в полигон… «Ну и хер с ним, вывернемся!» - решил, наконец, командир и положил дизелюху на грунт. «БыЧок-пять» антилопой ускакал к себе терзать механизмы. Батя же уединился в офицерской кают-компании со штурманом и начальником РТС, чтобы на основе метеосводок и всякой гидрологической хиромантии придумать подходящую отмазку…

…Едва лодка вошла в полигон, как в ЦП щёлкнул динамик и удивлённый голос возвестил:
- БИП – акустик! Пеленг… Дистанция… Слышу шум винтов!..

Шумы были, да ещё какие. Где-то впереди по курсу ПУГ в составе тяжёлого атомного ракетного крейсера, просто ракетного крейсера и большого противолодочного корабля с азартом кого-то гнала и шпыняла. Вовсю фонила врубленная в активном режиме гидролокация. Бухали выброшенные за борт гранаты, обозначая собой боевое бомбометание. В довесок ко всему выдви

Выдержки из высказываний одного из прославленных российских адмиралов. Колоритный мужик, судя по всему:) И, главное, везде "на Вы". Соответствуя стилю:)

"Не следует стыдливо натягивать юбчонку на колени, товарищ капитан 1-го ранга, когда вы пришли за помощью к венерологу. Рассказывайте, как вы умудрились из такого хорошего и нужного дела как прием шефской делегации, устроить пьяную оргию с поезд-ками на командирском катере по зимнему заливу с профилактическим гранатометанием?

К сожалению, уровень общеобразовательной подготовки большинства командиров кораблей не позволяет им не только без сучка и задоринки прочесть составленное наиболее бойкими подчиненными командирское решение на морской бой, но и правильно поставить неопределенный артикль "б...дь" в фразе "Кто последний за водкой".

Командир дивизии, не оставляйте без присмотра страну великого аборта. Это я вам про эсминец "Расторопный" говорю.

Когда я с пролетарской беспощадностью начинаю вдумчиво лечить командиров крейсеров, то они тут же начинают ломать передо мной японскую трагедию: отец - рикша, мать - гейша, сын - Мойша, а мы - невиноватые.

Знаний у наших командиров нет никаких, поэтому их придется допускать к самостоятельному управлению кораблями, а самим сушить сухари и готовиться в тюрьму.

Если про известную актрису больше не говорят, что она - б...дь, значит - она теряет популярность. Если командира корабля подчиненные в разговоре между собой хотя бы иногда не называют мудаком, значит, его пора снимать с должности.

А бывший командир РКР "Маршал Устинов" все, что мог совершить - уже совершил: крейсер развалил, с питерскими милиционерами подружился, в академию поступил, квартиру у государства незаконными методами выудил. Так что мне не надо комментиро-вать все достоинства этого удивительного человека.

Что меня серьезно и по настоящему радует, так это то, что на большинство наших командиров кораблей в случае начала глобальной ракетно-ядерной войны можно смело положиться. Никто из них не сойдет с ума, ведь для этого его надо хотя бы иметь, по крайней мере.

А вы - начальник штаба бригады, щечки свои соберите в кулачек и не дыша, с вожделением записывайте мои умные мысли, а в конце, когда я закончу, можете пискнуть - разрешите, товарищ вице-адмирал, не одну тренировку запланировать - а четыре.

Я был буквально поражен, когда при попытке лично дозвониться до командира крупнейшего в России боевого корабля нарвался на автоответчик. Командир дивизии, запоминайте дословно, потом этому мерзавцу передадите под запись - это про таких, как он, в народе частушка сложена: "Я миленка целый вечер, Не могла застать никак. Дорогой автоответчик, передай, что он - мудак".

Если командира корабля утром вызвать на ковер, рассказать ему все-все, что мы о нем - мерзавце думаем, то на подъем Военно-морского Флага он рванет чрезвычайно вдохновленным, с блеском в глазах и решительным желанием поделиться своим эмоцио-нальным подъемом со своими подчиненными.

Вы меня, конечно, извините, товарищи офицеры, но не могу не поделиться о наболевшем. Тут, ко мне на прием приходила поделиться своей личной трагедией молодая же-на одного из наших старпомов. Со стороны, вроде бы, вполне приличный офицер, и служ-бу организовал вполне прилично, а на самом деле, недоносок - не может никак семя до дома донести, не расплескав по дороге.

Эти маленькие гадости, которые делают жизнь любого командира невыносимой, но безумно интересной, мы - офицеры штаба должны постоянно претворять в жизнь.

Любой командир корабля только тогда заслуживает уважения, когда сумеет сделать жизнь своих подчиненных невыносимой.

Честное слово, мне иногда стыдно становиться, когда я слышу речи некоторых особо ретивых командиров кораблей, дорвавшихся до "пипки" микрофона пятикиловат-ной трансляции на верхней палубе. У них, что ни слово, то - гнусная матерщина. Ну, прямо, как дети малые.

Командир дивизии, если вам сейчас надо кого-нибудь из командиров кораблей натянуть, то у вас есть целых пять минут - не надо сдерживать души прекрасные порывы. Если надо - я готов отвернуться.

Есть люди, которые до 3-х лет головку держать не умели, все окружающие говорили вокруг, что вот-вот помрет, а они не только выжили, но и крейсерами командовать на-чали врагам на радость, а нам - на огорчение.

Далеко ли может пойти тот, кого далеко послали? Отвечаю - до ближайшего кабака. Именно там был задержан комендантом гарнизона во время занятий по специальности старший офицер оперативного отдела эскадры капитан 2 ранга Давиденко, которого я за 50 минут до этого выгнал со служебного совещания за гнусную, трехдневную небритость. Одно радует - за это время он хоть успел побриться. Правда и нажраться - тоже.

Ну что Вы, товарищ капитан 3-го ранга, как институтка - смолянка, краснеете и мнетесь перед картой, пытаясь что-то жалобно промычать? Разве старшие товарищи не рассказали вам, что настоящий мужчина стесняется всего два раза в жизни? Первый раз, когда не может второй раз, а второй раз - когда не может первый раз?

Честный ребенок любит не маму с папой, а трубочки с кремом. Честный матрос хочет не служить, а спать. По этому его надо принуждать к службе.

И вот после всей этой утомительной и монотонной работы клиент начинает привыкать к мысли, что деньги придется отдать. А ведь клиент привык к другому, привык массово, безалаберно, с восторгом.

Непуганый матрос расположен к безобразиям, это - потенциальный преступник, будущий убийца и насильник.

Запомните, товарищи офицеры, чтобы ничего не делать, надо уметь делать все.

Если начальник позволит своим подчиненным говорить все, что они думают, то вскоре они полностью разу�

Не так давно в одном далеком-далеком ракетном полку служил один воин-пиджак, назовем его просто Вася. Для тех, кто не в курсе, пиджак – это лейтенант, получивший звание по окончании военной кафедры в каком-нибудь гражданском ПТУ и призванный на два года службы. Пиджака выделяет абсолютное незнание тонкостей военной службы, нежелание (или неспособность) их понять и полно отсутствие инстинкта самосохранения. Хотя, некоторые и остаются служить, и, даже дослуживаются до полковников. Но даже и в этом случае слово «пиджак» преследует их до самой пенсии. Кадровые офицеры их недолюбливают, главным образом за то, что офицерское звание получили нахаляву. Хотя служить с ними хуево, сами по себе они большей частью они пацаны нормальные. И понять их можно.

Вася был особый пиджак. На два года ему было суждено стать проклятием части и причиной двух инфарктов командира. Еще на гражданке он начитался каких-то умных книжек про войну и историю, а потому мнил себя ниибацца архистритигом, не меньше. На деле все выходило довольно плачевно. Практически с первого дня службы за ним появился хвост косяков и залетов. Не было ни одной задачи, которую бы Вася не смог не завалить. Все сыпалось из его рук, а солдаты откровенно забивали на него хуй. По-началу командование пыталось вразумить Васю путем жестокой ебли. Полгода ему почти каждый день промывали мозги все прямые начальники, включая командира части. Его фамилия стала нарицательной и светилось на каждом подведении итогов. Его лишали премий, оставляли жить в части, даже пезды один раз дали, но тщетно. В конце-концов, однажды, во время очередной «вайны» Вася ушел в лес посрать и, блядь, заблудился там. Пять часов силами всей части искали Васю в лесу, а после два дня искали его табельное оружие, которое он как-то умудрился проебать (нашли, слава богу). После этого командир части приказал не ставить Васю в наряды (на боевые дежурства и в караулы его и так никогда не ставили), не выдавать ему оружие, и вообще стараться привлекать его как можно реже. Но Вася не мог появляться на службе и нихуя не делать. Он просто сгорал от любопытства, и поэтому любил задавать глупые вопросы и во все совал свой нос. Так как остановить это было невозможно, то пытались как-то контролировать, но не всегда это получалось.

И вот, случилось однажды этому полку производить учебно-боевые стрельбы. Собственно сами стрельбы прошли охуенно, в смысле на оценку отлично. Когда учебные боевые блоки ракеты поразили учебные цели где-то на Дальнем Востоке, и все было закончено, боевые расчеты стали вылазить из недр земли на поверхность. А на поверхности была весна. Ярко светило солнышко, зенелела первая травка, а обосравшиеся от рева ракетных двигателей птицы истерично щебетали на еще голых ветках деревьев. Офицеры, из тех, кто постарше, сразу же убыли в заранее подготовленные места отмечать успех выполнения поставленной боевой задачи, а лейтенанты пошли смотреть, что же осталось после пуска от ракетной шахты.

Естественно, в первых рядах шел Вася. Ему было жутко любопытно. Ебать-колотить! Ведь это же настоящая ракетная шахта! Блядь, а как там сейчас внутри? А что если в нее плюнуть, да еще и сделать как в колодец «у-уууу», а потом эхо послушать? Одолеваемый подобными мыслями Вася не шел, а уже почти бежал вперед, и с каждым преодоленным метром сердце его билось все чаще и чаще. Единственное, чего не знал Вася – это то, что чуть-чуть попозже к шахте должна будет подъехать машина и вылить туда целую цистерну химикалий, чтобы нейтрализовать оставшиеся там компоненты ракетного топлива (йад страшенный). А потому, достигнув слегка опаленной по краям ракетной шахты, Вася встал на четвереньки и героически засунул свое ебало в черную бездну, даже не удосужившись надеть болтающийся на сраке противогаз.

Плюнуть в шахту Вася не успел, впрочем, как и сделать «у-уууу». Как он тогда не уебался вниз – одному богу известно, иначе бы его можно было смело номинировать на премию Дарвина. Выполнив в воздухе какую-то немыслимую акробатическую фигуру, Вася вскочил на ноги и, с грацией испуганной лани, побежал прочь от шахты, куда глаза глядят. Правда, если быть честным, то в ту минуту Вася ничего не видел, так как слизистая глаз получила хороший химический ожог, и, именно по этому он со всего разбегу уебался лбом в мирно стоящий на его пути столбик. После чего Вася упал на землю и притворился шлангом. Помощь юному герою подоспела только через 5 минут, так как все, кто наблюдал за этим событием, были сражены острым приступом смеха и дергались в судорогах на молоденькой зеленой травке.

То, что было дальше, рассказывать не буду. Скажу только, что Вася остался жив, и вроде бы даже здоров (если вообще можно так выразиться). Ни йад, ни стенка не восстановили баланса в природе. Он дослужил свои положенные два года и убыл в свой родной N-ск. Так же он стал, наверное, единственным офицером части, которого не то что ни разу не убеждали заключить новый контракт, а даже близко не намекали на это. Говорят, что командир части прослезился, когда подписывал Васе предписание и обходной лист, а после Васиного убытия, целых два дня находился в прекрасном расположении духа.

Юмор замполита
Вот, что такое армейский долбоебизм знают все. Но мало, кто писал о юморе офицерском, о том как «шакалы» жгут в отношении своих солдат срочников. История которую я хочу рассказать основана на реальных событиях, мало того, как пишут наши ньюсмейкеры, я не только «почти не спиздел», я даже всего то и вспомнить не могу, что творил замполит моего БО (батальона обеспечения) когда хотел приколоться с солдат. Само собой эти приколы чаще всего бывали, когда его назначали ответственным по батальону, а по неписаному правилу в субботу ответствовали как раз замполиты.

Ну конечно, срочную я «воевал» после распада совка и собственно говоря, по специфике войск в которых служил, автомат видел только один раз и то в день присяги. Ну да ладно, речь не об этом. Замполитов с распадом союза конечно «перекрестили» в замов по воспитательной работе с личным составом, причем с залихватским распиздяйством и армейской безалаберностью, кинули их на ту часть полномочий, которая и делала их в свое время, чуть ли не полубогами и «санитарами» военных частей.
Само собой, начав службу в застойные 70-е годы, молодым летехой выпускником хуй знает какого училища, майор Одинцов успел таки почувствовать всю полноту замполитского счастья и поймать кайф от жонглирования офицерскими судьбами и словить армейскую шару. За, что конечно его, как и любого замполита, мягко сказать недолюбливал офицерский корпус, а сослуживцы называли не иначе как - Пиздюк. Но зато Одинцов пользовался большим уважением среди солдат, особенно среди старослужащих, мы всегда знали, что в субботу – жди концерта, если ОДИН (так мы его звали за глаза) ответственный.

Ну, в БО полно всяких разных «пиздодельных» личностей. Это и водители командира и начштаба, водилы замов командира, повара, работники скотного двора (подсобного хозяйства), заправщик, продскладчики, кладовщики вещслужбы и т.д. и т.п. Вообще-то, согласно штатного расписания эти мутные солдатские тела в поте лица должны обеспечивать беспесты высокую боеготовность бригады, вместо того, чтоб бухать и дрыхнуть сутки напролет. Как вы уже поняли собрать БО на построение – нереально, а в субботу и подавно! Но ОДИН, мог. Делал он это очень просто! Пиздовал в штаб и объявлял тревогу для нашего батальона (это один тревожный гудок), причем со всеми атрибутами, с рассылкой посыльных, конвертами и прочей поебенью, причем, ясное дело, что за «шакалами» никто не посылал. Вместо этого штабные посыльные носились, по таким объектам, как столовая, водогрейка, скотный двор, штаб тыла, продсклад, заправка, с одной целью – любой ценой отыскать и поставить в строй пиздодельных, то есть нас.

Итак, кое-как протирая заспанные веки, и зевая мы – это человек 25 (7 дедов, 5 черепов и духи) стоим в казарме на взлетке. Перед нами стоит ОДИН, с абсолютно серьезным выражением лица. Кто-то из нас не выдерживает и бросает в воздух фразу:

- Товарищ майор, а может начнем, мне письмо написать надо домой!
- Сейчас начнем, только «свинарей» дождемся.

Надо отметить, что «свинарей», то есть двух работников скотного двора, в строй не рисковал ставить даже комбат, ибо пахер который шел от их формы вводил в ступор даже свиней за которыми они ухаживали. К слову сказать, свинари то и ночевали в каптерке рядом со свинарником. Как шутили злые языки – из за большой привязанности к своим милым и добрым хрюшкам. Двое свинарей, наконец-то становятся в строй по которому мгновенно распространяется аромат дерьма.
ОДИН командует что-то типа: ст-сь, рав-сь, ииирно, вольно, откашливается и как оперный тенор (грудь вперед колесом руки за спину) начинает.

- Итак, как вам известно в в/ч №789/45 произошел несчастный случай, который благодаря оперативному вмешательству дежурного по части не стал фатальным. Дело в том, что причиной этому послужило письмо, которое получил от девушки солдат. Что там было в письме догадаться не сложно, но вот, как все было на самом деле, я вам сейчас расскажу.
Этот задрот, после того, как прочел маляву от своей шмоньки прямиком кинулся к своему собрату таракану-альбиносу из медчасти. Тот дал ему таблеток, которых он наглотался. Потом он достал фотографию своей девушки, поставил на подоконник в умывальнике и начал на нее дрочить. Да да, дрочить пока таблетки не начали действовать. Конечно, потом он заснул напрочь и отрубался. В таком виде храпящим на полу, с хуем в руке его и застал дежурный по части. На это шоу, сбежался посмотреть весь офицерский состав, а некоторые увековечили это события на свои фотоаппараты, наверное, для домашних альбомов. Вот вы, молодые солдаты скажете далбаеб он и псих. Может и так. Но он не виноват, ибо он попросту неправильно дрочил!

ОДИН подходит к левому флангу шеренги, на котором стоят духи, останавливается напротив самого низкого по росту бойца и вдохновенно продолжает.

- Вот скажи мне боец, ты дрочишь, не бойся скажи!
- Ммм, никак нет трищ майор!
- Плохо боец, очень плохо. Чтоб тебе было известно, более 95 % людей занимаются мастурбацией или онанизмом то есть, дрочат. И это здоровые люди, и они не боятся в этом признаться. Значит ты не здоров, в военкомате не разглядели. Ну, ничего на то и армия, мы из тебя человека сделаем!

Дух стоит, хлопая глазами и вяло пытается работать мозгом. В это время ОДИН описывает полукруг на взлетке, приближается к дедовскому флангу и останавливается как раз напротив меня. Я уже понимаю, что волей-неволей, но мне придется подыграть ОДИНУ, иначе концерт не состоится.

- Сержант вот ты весной увольняешься?
- Так точно трищ майор!
- Скажи, за время проведенное в Вооруженных Силах ты дрочил?
- Так точно трищ майор!
- Часто!?
- Нет, только когда припечет!
- Понятно боец, скажи, ты делаешь это сам, никого не заставляе

Ненаша армия
Я имел удовольствие провести 9 месяцев в детском саду с оплатой, с довольствием и обмундированием. Этот детский сад гордо именуется Бундесвер и является домом отдыха совмещённым с игровой площадкой для молодых и не очень, и даже старых детишек. Немецкая армия, гы. Через три месяца учебки ты получаешь звание гефрайтер (типа ефрейтор) причём независимо от заслуг или поведения, или уровня умственного развития; после шести месяцев службы становишься обергефрайтером. Каждое звание несёт с собой около сотни лишних евро в месяц.

Вообще с оплатой дело обстоит шикарно.. В двух словах: так называемая зарплата составляет около 400 евро в месяц. Ежли казарма находится больше чем за стописят километров от дома, то в день начисляют по три евро за отдаление от дома. Если ты при экипировке отказываешься от нижнего белья (трусы Хомер Симпсон стайл, майки и две голубые пижамы), то тебе выплачивают за это тридцатник, типа за то что сэкономил фатерланду расходы на трусы. Потом опять же если не жрёшь в казарме (многие изза лени отказываются от завтрака), получаешь за каждую непринятую единицу пищи по 1,30 евро.
Ну и плюс сотня в месяц за каждое звание, плюс к «дембелю» премия около 900 евро.

Служба же – тяжела и трудна. Многи новобранцы очень страдают и скучают по маме и ходят к казарменному священнику, который исполняет и роль психолога и принимает всех солдат независимо от вероисповедания. Он имеет голос и может требовать того или иного, например чтоб очередного распиздяя отпустили на недельку домой изза психического расстройства (и это несмотря на то что каждые выходные «солдат» отпускают домой – в пятницу в двенадцать «конец службы» и начало в понедельник в шесть утра, проезд оплачивается государством). Сразу должен заявить что дедовщина запрещена и преследуется что пиздец, хотя какая там дедовщина если общий срок службы девять месяцев? Никому из командного состава не разрешается притрагиваться к солдатам (конечно в экстренных случаях можно, всё в уставе), не то что бить или прочее. Разрешается только громко орать, и то без личных оскорблений, иначе рапорт и плакала карьера. Например какой нибудь хуй из рядовых, не блещущий интеллектом не может правильно нахлобучить на свою башню головной убор и выглядит как турок или повар в своём берете. Унтер орёт на него: «вы (обязательная форма обращения) выглядите как пекарь! Сейчас же оденьте головной убор правильно! Исполнять!»
Еблан елозит своими клешнями по тыкве без видимого успеха, и поорав ещё немного унтер подходит к нему и спрашивает: можно дотронуться до вас и поправить ваш берет?
Если еблан отвечает да, то унтер с любовью поправляет беретку. Если же еблан не желает быть потроганным унтером, то он говорит нет (были такие случаи, это просто пиздец), тогда унтер идёт вдоль шеренги и выбирает какого нибудь олуха у которого берет выглядит хорошо и отдаёт ему приказание поправить берет тому еблану. Вот такие пироги.

Однажды на учениях, когда мы играли в зарницу, несколько балбесов отстали и рисковали быть «застрелеными» противником, наш унтер не выдержав заорал – «тащите же свои обкаканые жопы сюда». После объявив перекур извинялся перед «камерадами», ссылаясь на то что он был в эффекте возбуждения и потому пизданул это сгоряча и не сердятся ли они изза этого на него. Они сказали что нет и он возликовал.

При таких условиях и немудрено что один ебофлан из моей комнаты (комнаты были для шести – восьми человек) иногда плакал ночами и хотел к маме, прерывая своё нытьё словами что пойти в армию самое плохое решение в его жизни и что он ненавидит себя за это и хочет домой. Остальные его утешали.

На учебке мы бегали, прыгали, занимались спортом вместе с унтерами ибо устав гласит что унтеры не могут требовать от солдат каких либо спортивных занятий, которых они сами не делают... Так что если бедняга унтер хотел чтобы мы отжались двадцать раз или пробежали три километра на время, ему приходилось проделывать то же самое. Принимая во внимание что унтеры не то чтобы тащились от спорта, мы не слишком напрягались. Ещё мы учились разбирать и собирать автоматы и ползать. Ну и конечно постигали теорию тактики и стратегии. Это были ещё цветочки.. И хотя это было неебаца как трудно, оказалось что после учебки ещё хуже. Служебный день выглядел так: с пяти утра завтрак, кто хочет идет, кто не хочет спит. Главное чтобы к построению, которое в шесть часов все встали. После переклички следовал приказ: покомнатам и ждать дальнейших приказов, которые иногда приходилось ждать неделями. Все расходились и занимались всякой хуйнёй. Кто спал, кто телек смотрел, кто в приставку играл (всё можно было привозить в казарму), кто читал, кто просто дрочил... И один доблестный эквивалент прапору крался по коридору, врывался как ураган в комнату и сеял ужас, наказывая всех, кто не вёл себя подобающе приказу – сидя за столом на стуле ожидая приказа. Заставлял подметать и мыть лестницу или коридор, собирать фантики на плацу и т.д. Но фантазии у него было мало, так что коридор и лестница сияли, а фантики были на вес золота.

Потом в 17:00 следовал приказ: конец службы! И камерады весело устремлялись кто куда. Кто на дискотеку, кто в кино, кто бухлом закупаться. Единственно сильно угнетало то что в комнате нельзя курить и бухать. Для этого нужно было идти или в специальное помещение на нашем этаже – с билльярдом и теннисным столом, или же хуячить в бар, находящийся на территории казармы.

Вот так с невзгодами и прошли 9 месяцев, из которых 21 день официального отпуска, который было приказано взять под рождество.

Напоследок поведаю историю о том, как все распиздяи немцы с моей комнаты имели счастье стать водилами танков и прочей �

Стройбат - это сила!
Брел я прошлым жарким летом к реке, искупаться. Тут встречаю своего старого приятеля Рудика.
"Как дела?.. То-да-се… Чем занят?.. Пошли со мной купаться!"
Взяли под такое дело бутылочку вина и колбасы. Разлеглись на берегу. Я достал перочинный ножик колбасу нарезать и вспомнилась недавняя история, связанная с ножом. Рассказываю эту историю Рудику:

"Заезжали мы компанией к одному нашему товарищу на дачу. Затопили баньку, попарились. Потом в летней кухне накрыли стол. И был в компании один новый паренек - Виталик, бывший десантник. Уж не помню отчего зашел разговор о метании ножей. Виталя рассказал, что в армии, среди прочего, прошел курс боевого метания. Там оказывается много нюансов и сложностей. Но главное, говорит, нужно точно определить баланс и вес ножа, и метнуть так, чтоб до поражения он сделал ровно один оборот.
Как бы в виде демонстрации Виталя положил поперек пальца обычный кухонный ножик, с пластмассовой ручкой. Секунду уравновешивал его, покачивая ладонью вверх-вниз. Потом зажал в ладонь и оценивающе посмотрел на дверь метрах в 4-х. Раз! И нож со звоном, почти на пол-лезвия, вонзился в дверь.
- Пальто, конечно, не пробьет – заявил Виталя, - но если попасть куда нужно…"


- Вот такие, Рудик, - говорю, - у нас десантники!
Рудик молча берет у меня из рук ножик. Взвешивает его на пальце и почти не глядя бросает куда-то в бок, через плечо. Нож пролетает 5 метров и встревает в лежащее бревно!
- Так, что ли? – говорит довольный Рудик. – Деса-а-антники… А ты знаешь где Я служил? В СТРОЙБАТЕ! А ты знаешь, что это за войска?! Ты знаешь, какие там люди?!! Там половина чурки, половина урки. Все без башни! Да там просто, чтобы выжить, нужно уметь и ножом, и ремнем, и кулаками! Какие курсы?! Меня даргинец Курбан за два года ТАКОМУ научил! Я кирпич на лету кулаком раскалываю! Головой могу доску проломить!
Рудик поднялся:
- Подумаешь, в дверь с 4-х метров попал! Давай, меряй шаги до бревна! Десять шагов! Куда попасть?
Я говорю:
- Ну, посередине.
- Это для Стройбатовца слишком просто! Видишь, там муравьи прогрызли норки? Помечай любую норку!
Я покорно, но с интересом ползаю около бревна, слюнявлю палец, помечаю дырочку размером с точку, отхожу.
– "Десантники", блин! - Рудик становится в позу индейца и красиво прицеливается. – Запомни! Стройбат – вот где настоящие бойцы!
Рудик красиво бросает нож!..
…Нож не попадает в наслюнявленную дырочку. Он не попадает даже в бревно.
Он тыльной стороной плюхается в землю в двух метрах.
- Эх, жалко! - Рудик огорчился. - Да не учил меня никто! Это я пошутил. Да и вообще два года псу под хвост. А первый раз ножик случайно воткнулся.
Вот такое совпадение. А такую красивую легенду испортил!

Я служил в сортире
Я в сортире служил. В самом настоящем сортире. После учебки меня комбат оставил при штабе писарем. Нет, вы неподумайте чо. Я всю учебку как надо прошол. Стрелял там, бегал, ползал. Я как все. Мне после учебки на погоны аж по три сопли навесили. Я же невиноват, что почерк хороший и кроме боевой подготофки меня ещо песать комбат заставлял всякую паебень. Кроме тово я ещо умел чеканки делать нехуево. Так, что они даже за границу шли в качестве презентов для разных военных делегаций, пасещающих наш гвардейский полк. На патриатические темы были эти чеканки. Типа там Александор Невский с надпесью «Кто с мечом к нам придет, ат меча и пагибнет, нах». А в астальном я голых пелоток делал. Очинь ваенные голых пелоток любили. Дрочили наверно на них. Точно, дрочили. А чо им ещо делать-то в мирное время. Только дрочить. А вы как думаете?

После учебки наш штаб в сортир перебрался. В самый настоящий. В учебном корпусе на втором этаже. Там площадей больше. Аж три комнаты. Раньше-то всего одна была в полковом клубе, а теперь аж три будет. Площадей там больше, вот и решил комполка переселить наш штаб в этот сортир. В первой комнате, где унетазов небыло, сам комбат сел. В проходной сел я и ещо один млачший сержант - иврей. Бля буду – не вру. Точно – еврей. У нево в паспарте было написано, что он еврей. Сам видел. Он на печатной машинке печатал, а патом мандавошек падцепил в увольнительной. Они у нево па всему туловищу ползали, патамучто волосатый весь. А он чисался. Но это атдельная история. А я пешу, как в сортире служил.

Кароче, в последней комнате унетазы стояли. В них ещо недавно срали гавном. Туда решили начальника штаба поселить, зампотеха и замполита. Но на ремонт видимо мало материалов понапиздили. Хватило только на кабинет комбата, а на остальные комнаты не хватило. Так и остались они нетронутыми. Как патом выяснилось – это очень удобно. Шесть унетазов – это вам нешутка! Захотел срать – выбирай любой. Всё рядом. Все очень удобно. Поработал – посрал. Еще поработал – поссал. Патом еще посрал. Хорошо! Из столовой жратву вечером принес. Пожрал-посрал. Служба идет. Снова посрал. Так и день прошел. А кода пьянка в штабе начинаеца – тут вообще удобно. Выпил – поссал. Пожрал, выпил – посрал. Поблювал, снова выпил. Служба идет.

Вскоре приказал мне комбат две кровати в штаб притащить. Я двух курсантов припахал. Они притащили с роты. Поставили рядом с унетазьями. Очень удобно. Офицэры в жопу напеваюца. Домой идти немогут. Их на кровати складывают. Они тут же срут и блюют в унетазы. Бывало часто и на пол блевали и на стены. А пару раз даже абсерались. Но мнето по хую. Курсантов припашу. Они всё уберут. Вот.

Я тоже на этих краватях спал. Зачем в роту ходить. Унетазы рядом. Из столовой жратву носят. Жру, сру, сплю и работаю не выходя из сортира. Служба идет. Так почти год прошел. Тут както раз в штаб вломился проверяющий генерал из штаба дивизии. Вобщето проверяющих дальше кабинета комбата не пускали. Кода проверяющие приезжали, нам преказывали запераца и сидеть тихо. А праверяющим говорили, что ключ типа нету. Патеряли типа или хуйвознает там товарищ генерал. А тут один из новых писарей па ашибке, который в дальней комнате сидел взял да и открыл дверь и вылез к генералу. Генерал дальше прашол и ахуел. Увидел унитазы, кровати тут же грязные, стол с объедками. А на унетазе сидит иврей и серит гавном и вонища. Иврей сперепугу глаза выпучил, вскакивает с унетаза. Штаны не успевает натянуть и орет с голой абосраной жопой: «Здра жла, тварищ генерал!»

А позади генерала стоит комбат, комполка и ещо там хуйево знает кто из комисии с дивизии. У комбата ебало – пиздец. У комполка – сверхпиздец. Я панимаю, что мне наступает пиздец. Я тут главный среди унитазов. По моей вине дверь открыли. Не проследил. Мне отвечать. Точно - пиздец. Да и ваще всем пиздец. Всей проверке полка пиздец.
- Что за хуйня! – орет генерал.
- Это наш производственный цех, товарищ гинерал, - незамедлительно заявляю я отмороженым голосом.
- Какой ещо производственный цех!? – хуеет генерал. – Вы, что тут гавно производите?
- Никак нет. Совсем не гавно. Вот это производим. Разрешите вам преподнести. Специально для вас делали. В условиях строжайшей секретности, – нагло заявляю я и достаю из тайной заначки чеканку. А на чеканке пелотка голая, типа там амазонка с копьем на леопарде. Чеканку эту я сам для себя делал. Большая картина. Жопа, титьки переливаюца, сверкают. Полировал, старался пастой, пакруче чем бляху на ремне. Настоящее произведение. Не какой-нибудь там шерпотреб, который я хуярил за всё время службы на потребу офицерам в три слоя зараз.

Тут у генерала глаз и заблестел, что жопа на чеканке. Понравилась голая пелотка. Жопу ей начал трогать пальтсом и титьки. Он ещо для виду пригразил всем пиздецом полным. Но это уже для виду. Хуй себе пачесал, чеканку забрал и ушол. За ним вся шобла офицерская ломанулась. Еврей сперепугу снова на унетаз кинулся и абдрестался дреснёй. До вечера дристал. А вечером была баня и пьянка. Полк получил высокую оценку по боевой подготовке, а я широкую соплю на погон. Через неделю в штабе начали ремонт. Унетазы убрали. Приходилось ходить срать в роту. Непривычно. Но недолго, патамучто ранняя осень по листьям кленов уже ударила красным огнём. Подошол срок и меня отправили на офицерские курсы под Выборг. Положено тем, кто после инстетута па дурости в армею попал. До дембеля оставалось два месяца.

Чеканку жалко, ахуеть как. Одно радует. Щас на неё сам генерал – начальник штаба дивизии дрочит. Как вы думаете – дрочит? Точно, дрочит. До мозолей дрочит. Очинь харошая чеканка для дрочки. Но я сибе патом ещо лучше сделал. Титьки у пелотки ещо больше и жопа. Дрочу на неё и вспаминаю, как я с