Hagalaz, 50 - 11 декабря 2008 12:50

[B]Стразики для Стасика.[/B]
В коробке с кухонной утварью, макаронами и упругой ядрицей я обнаружил удивительную вещь – сборник стихов Станислава Пятрасовича Герулиса. Попросту говоря, – Стасика Пьехи. И с сегодняшнего дня – это выставочный экземпляр моего личного музея идиотизмов. Его уникальный экспонат. Шедевр. Я даже подумываю позвонить в Третьяковскую галерею и спросить номерок автослесаря, у которого они заказали гробик для рублевской Троицы. Хочу для Стасика такой же. Только со стразами, чтоб хоть как-то развеселить предмет культа. Ведь “Голый” – так называется этот труд – упакован в грустную обложку цвета отстающего в соцсоревновании домкома. Чем-то похожая бумага шла на скоросшиватели или на обертку, в которую (помните?) в подмосковных продуктовых пеленали пошехонский сыр. Такой был постиранный в коричневой акварели ватман с вкраплениями колкой неинтеллигентной щепы.
Как и всякая жертва Diabolus glamourus, я сперва пролистываю фолиант с конца. В журналах in the end обыкновенно припрятано самое увлекательное: гороскопы или смешные цитаты, а в книжках и-ва Vagrius, там раньше покоились с миром инициалы V-корректоров Жечкова и Лисовского. И, что вы думаете? Мне снова повезло. На последней странице – меж заголовка и штрих-кода – притаились слова благодарности.
СПАСИБО ГОСПОДУ БОГУ!!! Илоне, Жене, Вите, Мусе, Максиму, девчонкам из П.У., Пете, Виталику, Насте, Наташам, Львовне и ВСЕМ, кого по простоте душевной забыл!!!
Далее указаны контактные телефоны продюсерского центра Виктора Дробыша, по всей видимости затем, чтобы Пете, Виталику, девчонкам из П.У. (Первой Урологии?), но главное Львовне и Господу Богу было проще связаться со Станиславом на предмет уютного корпоратива или помощи в лечении врожденного слабоумия, которое поэт незатейливо именует “душевной простотой”. Телефоны эти я вам скажу. 698-00-17 или 698-00-19. Позвоните, может, под столом у Дробыша еще завалялась парочка томов. Ведь процитировать весь сборник я не сумею, а там что ни строчка, то – Елена Степаненко.
Начинается “Голый” с аннотации, в которой сообщается, что эти стихи “открывают новую сторону дарования Стаса, ту, о которой многие и не подозревали”. И следом, в доказательство крупным италиком печатается заглавное стихотворение сборника, и – вероятно – вообще главный текст в творчестве Станислава. Он так и называется – “Голый”.

Голый. Я голый, как ящер, как утро.
Каким я задуман, таким и отмщён.
Полный? Не знаю, – не полный как будто,
Полный утраченных сил и ещё:
<...>
Мягок, как жёлтое масло столовой,
Сер и безвкусен, раним и разбит,
Счастлив, не знаю, найти б только слово,
Гол и несчастен, любим, но сердит

Прочитав это стихотворение, понимашь, что Станислав очень переживает за свою фигуру. Полный? – спрашивает он у читателя, глядя в трюмо. – Не знаю, не полный как будто, – отвечает поэт сам себе, в доказательство присовокупив рядышком собственную фотокарточку. Только отчего-то вопреки названию сборника и ожиданиям Пети, Виталика, Насти и девчонок из П.У. (Первого Управления?) не négligé, а в бабушкином платье с жопой-колокольцем (такой покрой журнал Burda Moden называл “воланом”). Да еще и в концертном дыму, так что полный Станислав или не очень читателю понятно не вполне. Видимо из-за этой недоказанности возникает и некоторая недосказанность. “Найти б только слово”, – восклицает Станислав в последнем стихе, пытаясь присовокупить к уже известным ему пятнадцати еще и шестнадцатую, пока неведомую сложную лексему. Возможно, какую-нибудь интересную рифму к слову “разбит”. “Гамбит”. Или, например, “бомбит”. Ну что сказать? Попытка - не пытка. Не нашлось слово. Юркнуло под шифонер. Забилось под плинтус. Затихло. Пришлось Станиславу и дальше оперировать известными пятнадцатью.
Но бессловесность литератора не гнятет, и он продолжает экспериментировать. Он пишет о сырости, о полумраке, о брызгах, о снах. Особое место в его творчестве занимает увлекательная зоология. В рамках этого цикла он сочиняет стихи о жизненном пути бегемотов, комаров, зайца, карася, таракана. Ежам поэт посвящает триаду. Там есть такие строки:

В раскинутых кронах уснувших растений,
Где падает чёрная тень,
В дурной атмосфере взаимных сомнений
Ежи намечают свой день.

Они упиваются собственным эго,
И масса кишит суетой.
Но вскоре уносятся боязным бегом,
Лишь лунки наполнив водой”.

Когда я впервые прочитал этот замечательный триптих, мне показалось что речь идет о каком-то поляке Ежи, который валяется в гамаке, упиваясь собственым эго и аккуратно записывая в свой молескин расписание завтрашних встреч. Но потом увидел, что автор упорно употребляет множественное число. Ну, хорошо, – решил я, – допустим, как правильно заметил один из комментаторов, это такие ежи-древолазы, которые очень захотели ссать, не утерпели, плюхнулись с крон на землю, вырыли ямки и тут же их наполнили мочой. Даже можно (хоть на секунду) представить, что это какой-то аномальный неведомый природе подвид ежей-эгоцентриков (Erinaceidea egocentricus). Висят себе на ветвях и упиваются собственным эго. Но чтобы они при этом еще и бухали – это уж, позвольте. Мы с Николаем Николаевичем Дроздовым в такое не поверим. Но Стас Пьеха неумолим.

И боле ничто не тревожит заснувших
Ежей протрезвевших и местную ось

Вот так прямо и пишет. Ежей протрезвевших. И ось. Местную. Медведи потерлись и ушли. Больше ось и ежей ни хуя не потревожит.
Вообще, читая стихи Станислава Пятрасовича ловишь себя на мысли: никто не в состоянии выкурить и половины того, что нужно для написания подобного. Либо же у поэта какой-то свой дилер с уникальной гидропоникой. Вот как, например, Стас обращается к зайцу.

Продолжение в комментах...

• 
• 
•